Назад
Бесконечная черная колонна стремительно шла на северо-запад. Татары двигались строем по шесть подпруг в ряд, скорой походной рысью, останавливаясь ненадолго, не разжигая костров и не разбивая палаток лишь для того, чтобы дать отдых лошадям - накормив, вычистив и дав облегчиться животным, от которых целиком зависела судьба стремительного рейда, ногайцы наскоро утолив голод сушеным суджуком из копченой конины, заедая его нанизанными на нитку орехами в высушенной виноградной патоке и запивая водой из кожаных бурдюков. Таким же походным рационом обеспечивались на общих основаниях и христиане, но Измаил, добровольно возложивший на себя обязанности отрядного интенданта, для наемников, которые , в отличие от татар, тяжело выносили отсутствие хлеба, еще в Кафе озаботился прихватить во вьючный обоз несколько мешков лучшей муки и пользовался любой возможностью, чтобы обеспечить «хашар» лепешками которые положа руку на сердце, больше напоминали пресные церковные просфоры.
Для непривычных к длительным конным переходам европейских пехотинцев поход оказался настоящим испытанием, едва ли не хуже турецкой тюрьмы. Ольгерд голос сорвал уже в первый день, заставляя своих людей держать хоть подобие строя. Непривычные к многочасовой тряске многие наемники уже на второй день пути , натерев до крови промежность, едва держались в седле. И здесь оказался на высоте Сарабун. Лекарь, сам чуть живой, не давая себе отдыха на привалах, рыскал по желтой осенней степи, выискивая одному ему известные корешки которые перетирал в мелкую кашицу и смешивал с разными снадобьями, изготавливая мазь, которая успокаивала боль и быстро заживляла потертости.
На третий день пути ногайская орда вышла к Днепру, который в своем нижнем течении, прежде чем разлиться в безбрежный лиман, делился на два рукава: основное русло и приток Илкысу, Конские Воды, которые оказались неожиданно узкими, саженей в триста если не двести шириной. Лучшего места для переправы большим войском было не найти. Татары переправлялись через водную преграду вместе с лошадьми сразу целыми отрядами. Каждый из всадников наполнял воздухом бурдюки, связывал, клал поверх них седло, сагайдак и вьюк и, держась за лошадиную гриву одной рукой, а другой придерживая привязанный на веревке надувной плот, плыл к правому берегу.
Переправа заняла полных два дня, так что у Ольгерда и его отряда, который переправился через реку в первых рядах, появилось время для отдыха. Осень в нижнем течении Днепра была довольно холодной, и чтобы не потерять бойцов от болезней Ольгерд, испросив разрешения у Темир-бея, приказал разбить палатки и готовить на огне горячую уху, благо, речные заводи были полны разнообразной рыбы, а посланным в степь охотникам удалось подстрелить дикого коня-тарпана.
Пир продолжался и после заката. Осоловевшие от обильной еды генуэзцы, рассматривая , как все татары во главе с Темир-беем , опустившись на коврики, сотворяют намаз, лениво жаловались на отсутствие вина и сетовали на то, что их в походе не сопровождают, как принято, маркитантки … Тут же разговор, как в любой армейской компании, перешел на женщин. Ольгерд шел от костра в сторону приготовленной для него командирской палатки. В спину ему несся хриплый гогот, которым сопровождалась история очередного рассказчика, но он не вслушивался в слова. Воспоминания об Ольге вдруг нахлынули на него, смывая суету последних месяцев. «Разузнал ли Тарас про прежнего владельца поместья?» - думал он, откидывая полог - «нужно будет, если жив останусь, письмецо в Лоев послать ...»
Разглядев в колеблющемся свете масляной лампы приготовленную постель - овчину, подстеленную сеном и валик вместо подушки он вдруг понял, насколько устал за последние дни. Скинув верхнюю одежду и едва положив голову на колючий твердый войлок он , словно в яму, упал в глубокий нечуткий сон, столь крепкий, что не заметил, как , чуть приподняв краешек полога, в палатку вползает гибкая неслышная тень.
Очнулся он от легкого, почти неощутимого прикосновения. Раскрыв глаза, протянул руку к краю походной постели, туда, где лежал заряженный пистоль, увидел как чья-то рука тянется к лампе, прикручивая фитиль. Палатка погрузилась во мрак. Он нащупал пистоль и ощутил уже металлический холод курка, когда на руку ему, не давая поднять ствол, легла узкая горячая ладонь.
- Молчи, - раздался у самого уха жаркий девичий шепот.
Рука отпустила пистолет, на фоне просвечивающих сквозь ткань палатки отблесков костра поднялась стройная фигурка и до ушей ольгерда донеслось шуршание ткани. Фатима, а это была она, скинула через верх рубаху, раздернула завязки шелковых шаровар опавших с ее бедер, словно змеиная шкура. Переступив через раскиданные по полу вещи, девушка на цыпочках подошла к лежанке и опустилась перед Ольгердом на колени. По рубахе забегали нетерпеливые пальцы.
- Не нужно этого, Фатима! - прохрипел Ольгерд пересохшим вдруг горлом. - Не должен я этого. Есть у меня ...
- Сейчас у тебя есть я , - отвечала девушка, бесцеремонно седлая лежащего на спине Ольгерда. - Ты сам назначил меня своей телохранительницей, и мне решать, как хранить твое тело. А оно сейчас нуждается в женской ласке. И, видит Аллах, будь ты хоть четырежды женат и верен всем своим женам, сегодня ты получишь ее сполна.
Амазонка чуть взрыкнула, словно диковинный зверь-леопард, виденный в одном из польских замков и заиграла бедрами, сползая все ниже и ниже, пока у Ольгерда не потемнело в глазах. Поначалу он, хоть и слабо, но пытался противостоять сладкому девичьему напору, но скоре разум, тщетно силившийся напомнить об Ольге, позорно отступил перед напором изголодавшейся плоти. Ольгерд утробно застонал, сжал девушку в железных объятиях и, перевернувшись, подмял ее под себя. Два тела слились в одно.
Фатима знала толк в любовных утехах - отдавалась ему щедро, но вместе с тем и умело, всемерно ублажая своего капитана, но не забывая при этом и о себе. Ее тело оказалось не таким уж угловатым и костлявым, каким смотрелось мужской одежде, а грудь, раньше скрытая под рубахой и кожаным татарским доспехом, большой и округлой.
Перед рассветом они оба настолько обессилели , что чуть было не заснули. Фатима пристроилась рядом с Ольгердом, свернувшись калачиком и положив ему голову на плечо. Сомкнула веки, ровно задышала, потом вдруг развернулась как скрученная пружинка, забормотала какие-то турецкие ругательства, во мгновение ока вползла обратно в разброшенную одежду, выскользнула из палатки и заняла привычное место поперек входа, будто бы ничего меж ними и не было.
Из-за тонкой ткани донеслись гортанные голоса - татары начали сворачивать лагерь. Нужно было готовиться к выступлению. Ольгерд натянул сброшенную ночью рубаху, проверил оружие и потянулся к переметным сумкам. Когда рылся в вещах, на пол выпал купленный в Киеве перстень. Он поднял его, положил на открытую ладонь, задумался. Венецианский лев недобро сверкал рубиновыми глазками, недовольно топорщил гриву, словно не одобряя произошедшего ночью. « Не дело это, - подумал, соглашаясь со львом, Ольгерд. - Ольга мне, конечно, не жена и, по большому счету даже не невеста. Но ведь слов я ей дал». Припомнился вдруг ему сон, что видел после того, как они с Ольгой в любецком лесу пережидали грозу. Что ворон тогда прокаркал? «Любви и счастья захотел, беспритульный? И не надейся! Род твой проклят до тех пор, пока не встретится на твоем пути Черный гетман!!!» Похоже что сон тот был не простым. Вещим. А раз так, то остается ему одно, идти вперед и исполнять завет, чтобы снять, наконец, с себя и всего дома Ольговичей тяжкое родовое проклятие.
Рассматривающим выложенное на ладонь кольцо его застала впорхнувшая внутрь Фатима. Подкралась неслышно, схватила украшение, мигом пристроила себе на палец, поиграла им на свету:
Дорогая вещь, господин. Такие перстни, взятые в бою на венецианских галерах, султан дарил женам и наложницам за ночь любви. Отдай мне его! Или не хороша я была?
Куда как хороша, - кивнул Ольгерд. - Перстень забери, заслужила. Но знай, что бы ни было, сердце мое принадлежит другой.
Фатима рассмеялась.
- Сердце твое можешь дарить кому пожелаешь, мне же нужно совсем другое. Да и тебе тоже.
Бесцеремонность бывшей гаремной охранницы смутила Ольгерда, и без того раздерганного последними событиями настолько, что он замолчал, не находя слов.
- Не показывай никому, -только и смог он, что попросить. - Друзья мои видели, как покупал. Прознают, горя не оберешься.
Девушка понимающе кивнула, стянула вытребованный подарок с пальца и ловко пристроила на шею, вдев петлей в тонкий кожаный шнурок.
Ольгерд вышел наружу и рысцой побежал к Днепру - лагерь уже начинал сворачиваться, Темир-бей спешил продолжить поход и на то, чтобы привести себя в порядок оставалось совсем мало времени. На обратном пути ему встретился возвращающийся с ночной охоты Сарабун. Хлопотливый лекарь пользовался любым случаем, чтобы пополнить свою походную аптеку и вот теперь радостно сжимал обеими руками большую стеклянную посудину, в которой , извиваясь, плавали свежепойманные пиявки.
Случившиеся рядом два генуэзца с седлами в руках уставились на лекаря выпученными от удивления глазами.
- Ля минетта? - тыкая пальцем в банку спросил один у второго. Его спутник, соглашаясь, кивнул и добавил что-то, явно скабрезное. Оба похабно расхохотались.
- Чего это они? - Удивился Ольгерд.
- Ля-минетта это по-италийски и есть пиявка, - шепнула незаметно зашедшая за спину Фатима. - Только они у себя так называют не только водяных кровососов, но и одну женскую проделку ...
- Что еще за проделка? - без задней мысли спросил Ольгерд
Фатима хихикнула:
- Ты храбрый воин и отличный командир, но совсем неопытен в любви. В гареме у светлейшего султана была наложница-флорентинка, она и обучила этой забаве всех остальных. На следующем привале я тебе покажу …
- Не отвлекай от дел! - рявкнул Ольгерд в ответ. - Не в гареме теперь, поди, служишь...
Мигом позабыв про игривость, девушка кивнула и обратившись в привычного казачка-татарчонка, тут же исчезла с глаз.
Лагерь снимался на глазах, времени оставалось совсем мало, а нужно было еще проверить самолично всех лошадей , оружие и доспехи. Откинув все мысли, не касающиеся командирских обязанностей, Ольгерд с головой погрузился в привычные дела. Не прошло и двух часов, как отдохнувшие кони понесли татарское войско вперед, туда где над рекой Бугом стояла грозная крепость Клеменец.
К невыразимому облегчению разрывающегося на части Ольгерда и нескрываемому неудовольствию Фатимы, Темир-бей не устраивал больше ночных стоянок. Татарские разъезды, двигающиеся впереди основных сил, безжалостно вырезали всех, кто встречался им на пути, так что о том, куда движется ногайская орда жители украинских и подольских земель не знали. Стража нечастых пограничных засек при виде татар поджигала просмоленные соломенные снопы, передавая вглубь страны сигнал о нашествии, но это было неважно. Следуя вдоль уводящего на запад каменистого русла реки Буг , ногайцы скользили вдоль границ Речи Посполитой, не останавливаясь на грабежи.
К намеченной цели вышли на шестнадцатый день пути, на самом рассвете. Кременец, о котором Ольгерд был наслышан еще по воспоминаниям стариков о походах гетмана Конашевича-Сагайдачного, ломая линию горизонта, вздымался над скалистым берегом огибающей его с трех сторон реки, узкое, покрытое бурунами русло которой образовывало нерукотворный ров. Посуху к крепостным стенам можно было добраться только с западной стороны, преодолев затяжной и довольно крутой подъем протянувшийся едва не в полверсты, полностью расчищенный от деревьев, где любой приближающийся к воротам для посаженных на стене стрелков был мишенью не многим труднее выпущенного на скошенный луг фазана.
Однако преимущество положения города было также и его недостатком. Для тех, кто желал держать Клеменец в осаде, достаточно было запереть его только с одной стороны, что, собственно, и произошло - в безопасном удалении от стен стоял укрепленный земляными валами лагерь, а в перелесках вокруг скалы, на которой стояла крепость мелькали стрелецкие кафтаны.
- Что скажешь, литвин? - спросил Темир-бей. После того как разведчики доложили о приближении к городу, он немедля послал за Ольгердом и не отпускал его от себя .
- Под стенами стоит московитская пехота, - присмотревшись повнимательнее , ответил Ольгерд. - пушек у них нет, иначе бы башни и ворота были разрушены. Вот когда артиллерию подвезут, осажденные сами флаги опустят.
- Что-то еще?
- Это не полки иноземного строя, а стрельцы. На гористой местности твоим легким конникам в прямом бою с ними не совладать: поставят строй, тех кого из ружей не снимут, насадят на пики.
Бей кивнул, соглашаясь.
- Возвращайся к своим. Мы распылим силы московитов а вы, по моей команде пойдете в пешую атаку и захватите их лагерь. Если у тех поляков, что сидят в замке, есть рейтары способные сделать вылазку, то мы возьмем их в капкан.
Вернувшись к своему «хашару» Ольгерд первым делом собрал вокруг себя ближний круг - Сарабуна, Измаила и Фатиму.
- Все трое без разговоров в обоз, - решительно заявил он. - Полевое сражение не кабацкая стычка, там ваши умения без надобности, только хлопот добавите. В поле побеждает не тот, кто в поединке ловок, а тот, кто строй крепче держит да ружье скорее заряжать обучен … Фатима под нос заворчала, Измаил с Сарабуном подчинились беспрекословно - в бою приказ командира свят.
Татары пошли в бой прямо с ходу - походная колонна разделилась на три части, каждая из которых, окружая позиции осаждавших, рассыпалась в редкий строй. Ногайцы поступили мудро: не подходя на расстояние прицельного фузейного боя носились взад-вперед, осыпая противника стрелами.
Пока ногайские конники раздергивали московитов, Ольгерд собрал своих лейтенантов, объяснил им поставленную беем задачу. Особую надежду он возлагал на собственных «стрельцов» - у татар, не жаловавших огнестрельное оружие он получил всего двенадцать старых фузей, которые выдал лучшим стрелкам поставив их под начало неразговорчивого валашского браконьера, который легко попадал с двадцати шагов в подкинутый серебряный талер. Теперь его «егерям» предстояло подобраться в общей суматохе поближе к лагерю и перестрелять охрану, расчистив путь пикинерам. Убедившись, что отряд готов к штурму, Ольгерд вместе с мальтийцем Анри занял удобную позицию в рощице у подножия холма на котором стояла крепость и наблюдал за ходом сражения.
Кем бы ни был командовавший московским войском воевода, столбовым боярином или каким-нибудь шотландским дворянчиком, каких много появилось в русских землях после казни британского короля Карла, дело свое он знал туго - разгадав татарскую тактику людей на открытое место не выводил, силы не распылял. К тому же, как вскоре выяснилось, имел отличный резерв и с блеском сумел им воспользоваться. Конница у московитов все же обнаружилась. Да не какая-нибудь завалящая, поместная - когда татары, истратив большую часть стрел, снизил плотность обстрела, из лагеря, разворачивая плотный шереножный строй, сверкая в первых лучах утреннего солнца начищенными шлемами и лоснящимися боками крепких боевых коней, вынеслись тяжелые рейтары.
- Нам повезло, - довольно хмыкнул Анри. - Пойди мы на штурм лагеря, когда там прятались эти рыцари - передавили бы, как жуков.
Если Ольгерду и его отряду уход рейтаров из лагеря был лишь на руку, то для атакующих ногайцев их появление оказалось полной неожиданностью. Конные латники врезались в неплотный татарский строй как нож в мягкое масло. Однако ногайцы, по обычаю степняков, не приняли боя с превосходящим по силе противником и , пользуясь преимуществом в скорости, брызнули в сторону перелеска. Рейтарский командир с украшающим шлем высоким конским султаном поднял руку, останавливая бессмысленную погоню. Ольгерд, понимая , что сейчас произойдет, покачал головой, отдавая должное выучке противника. Рейтары, повинуясь команде выстроились в шеренгу, подняли карабины и дали по убегающим татарам прицельный сокрушительный залп. Несколько десятков лошадей сбрасывая всадников и сбивая соседок, кувыркнулись, будто налетев на невидимый канат. До наблюдателей донесся вой, исторгаемый сотнями глоток.
- Похоже, отбились московиты, - сказал Ольгерд. - Темир на рейтар в контратаку своих не пошлет. Чую, сидеть нам тут двойным кольцом осады до морковкиного заговенья. Однако самое время и осажденным присоединиться к потехе.
Словно отвечая на сказанные слова, ворота молчавшей до сей поры крепости отворились и из них, разворачиваясь в две нешироких волны, вырвалась конная полусотня. Кавалерия осажденных была панцирной, и мало чем отличалась от московитских рейтар, если бы не странное, но очень броская деталь - за спиной у каждого из всадников на задней седельной луке были закреплены две изогнутые кверху планки обтянутые яркой тканью с закрепленными на них в несколько рядов большими птичьими перьями, так что вся конструкция походила на сложенные за спиной крылья.
- Это что еще за buffoni ? - перейдя от изумления на родной язык, спросил Анри.
- Какие скоморохи, - хмыкнул Ольгерд. Сам он был удивлен не меньше мальтийского корсара, правда по иной причине- Да будет тебе известно, что перед нами лучшие воины Речи Посполитой - крылатые гусары.
- Крылатые гусары? - переспросил Анри. - Это еще кто?
- Королевская придворная рота, личная гвардия польского короля. Крылья, их парадный наряд, но если они в таком виде пошли в бой, то это означает ...
- ... что в крепости скорее всего находится собственной персоной его величество Иоганн-Казимеж, - закончил фразу мальтиец, - и раз в бой послана его личная охрана, то стало быть дела у осажденных хуже некуда.
- Хитер Темир-бей, - задумчиво проговорил Ольгерд. - Так вот , значит, какова была истинная цель этого похода. Голову даю на отсечение - султан, или кто там сейчас командует в Стамбуле, отправил в Клеменец ногайскую орду на спасение короля в ответ на просьбу о помощи и сделал это так, чтобы не привлечь к крепости лишнего внимания. Иначе бы здесь сейчас стояли все полки Шереметьева и Урусова. Коронованный пленник, доставленный в Москву - ценнейший военный приз.
- Что же, поздравляю, капитан, - ответил с усмешкой Анри.- Если эти ряженые так же хороши в бою, как на параде, то мы легко справимся с осаждающими. Пока рейтары будут выяснять у гусар, чьи пики длиннее, мы без помех захватим их лагерь. Московитами командует разумный человек: оказавшись меж двух огней и лишившись обоза он определенно предпочтет сохранить силы и отступить. Сир, приготовьтесь к тому, что в крепости командира христианского отряда будут встречать как триумфатора, и числе ваших должников вскоре окажется один из монархов Европы. Уж что-что, а дворянство король пожалует вам непременно.
- Не загадывай, Анри! - недовольно ответил Ольгерд. - Впереди бой и неведомо что нас ждет в лагере. Сам же сказал, что командир у них опытный. Вполне возможно что за частоколом нас ждут не конюхи и поварихи, а изготовившаяся к стрельбе рота мушкетеров. Кстати, вот и гонец от бея.
К ним приближался мчась во весь опор один из нукеров из личной охраны Темира.
- Приказ выступать? - Крикнул Ольгерд не дожидаясь, пока посыльный приблизится.
- Нет, казак! - осаживая коня отвечал нукер. - Разведчики вернулись из-за реки. К замку подходит большой отряд с обозом и пушками. Бей приказал выступать им навстречу и не дать соединиться с основными силами врага!
- Разведчики где? - спросил Ольгерд.
- Ждут у спуска к воде, - ногаец махнул плетью в сторону змеящегося меж скалами Буга. - они следят за подкреплением и все вам покажут.
Ольгерд кивнул и повернулся к мальтийцу.
- Скачи к лейтенантам и передай мой приказ. Всех в походный строй, взять с собой весь боеприпас для фузей и идти к реке. Я к разведчикам, выбирать позицию. Сколько их там, не говорили? -спросил он , обращаясь к нукеру.
- Сотни три, может и больше.
- Нас меньше ста человек, -спокойно, будто речь шла о чем -то обыденном, вроде построения на обед, произнес мальтиец. - Из них всего десяток стрелков. Похоже, сир, если мы и будем вознаграждены за сей подвиг, то скорее всего посмертно.
- Говорил же, не загадывай наперед! - рявкнул Ольгерд и, пришпорив коня, понесся вслед за нукером.
Русло реки укрывал молочный туман. Отсюда до места, где сейчас шло сражение, было чуть больше версты, но из-за гряды поросших густым лесом холмов, отделяющих пойму Буга от долины, простирающейся до крепостных стен крепости, не доносилось ни звука. От татарских разведчиков Ольгерд знал уже, что приближающееся подкрепление московитов движется с запада к единственному на левом берегу пологому спуску, явно намереваясь пройти под узкой тропе меж скалами и водной кромкой, чтобы вынырнуть именно здесь.
Место для засады было удачным. Растянутая колонна, не имея места для развертывания, вынуждена будет под огнем стрелков перебираться через реку, затем карабкаться по заросшему высокой густой травой каменистому склону до первой террасы, где нападавших встретят спрятанные в засаде копейщики.
В ложбине меж двумя холмами появилась, ежась копьями, нестройная колонна - подтягивался поднятый по тревоге отряд. Во главе колонны мелькали три знакомые фигуры.
- Я кому сказал, в лагере сидеть! - Дождавшись, когда отряд подойдет поближе, рявкнул Ольгерд.
Измаил, Фатима и Сарабун угрюмо молчали.
- Значит так, собрались немедленно, и бегом обратно ...
- Анри сказал, - ответил за всех Измаил, - что первый бой нашего отряда скорее всего окажется и последним. Мог ли я , зная это, укрываться от битвы?
- Дело пахнет рукопашной, - добавила Фатима, там я уж как -нибудь пригожусь..
- К тому же, если лейтенант Анри прав, то у вас будет много раненых, - поставил точку Сарабун.
Времени для препирательств больше не оставалось, враги могли появиться в поле зрения с минуты на минуту. Ольгерд махнул рукой, и начал выставлять бойцов на позиции. Успели едва-едва. Только последние копейщики схоронились меж камнями, как со стороны ущелья послышались искаженные туманом и скалами голоса. Через некоторое время меж камнями замелькали синие кунтуши разведки. Выйдя на открытое пространство разведчики внимательно огляделись, не обнаружив замершей засады махнули своим рукой. Из тумана стали плотным потоком вываливать пешие воины, все как один добротном доспехе и с огнестрельным оружием. Не обманули татарские лазутчики - вновь прибывшие тянули за собой, впрягшись по трое - четверо, полевые пушки. Стволы не бог весть какие, старые, еще поди со Смутных времен времен, чиненые, перехваченные во многих местах обручами. Но заряди в такую вот старушку картечь, да приставь к ней толкового бомбардира ... Но дело было сейчас не в пушках.
Ольгерд скрежетнул зубами:
- Этого я и боялся.
- Чего именно? - спросил залегший рядом Измаил. - Боялся, что Московиты пушки с собой потянут?
- Это не московиты, а казаки, - ответил Ольгерд. - Они же теперь в союзе с царем против поляков и татар воюют. Не ровен час встретимся с теми с кем в Лоеве, Любече да Куреневской слободе за одним столом сиживали...
- Война, - пожал плечами египтянин.
- Анри, иди наверх, к стрелкам, -приказал Ольгерд мальтийцу. - Пусть первым делом пушкарей выцеливают, потом тех, кто мушкеты начнет брать на изготовку. И чтобы, до того, как они на прорыв пойдут, не меньше трех выстрелов каждый сделал. Сам же подумал: «Три раза по десять выстрелов, да попадут в лучшем случае половина. Пятнадцать человек стрелки снимут. С остальными придется в рукопашную разбираться».
Тем временем казаки продолжали вытягиваться на открытое пространство. Ольгерд насчитал их сотни две, и это была лишь малая часть колонны. Арифметика получалась такая, что думать о том, уцелеет он со своим хашаром не было ни малейшего смысла. Думать стоило лишь о том, сколько времени они смогут продержаться, скольких противников положить на склон, да дождутся ли татарской подмоги которую, по большому счету, Темир-бей ему и не обещал.
Над головой словно разорвали огромный бумажный лист - грянул ружейный залп. Досужие мысли тут же отошли в сторону. бой начался. Стрелки-браконьеры не зря ели свой хлеб. Пули, все до единой вошли в сбившуюся человеческую массу. От реки раздались крики и стоны. Не ожидавшие засады казаки сперва смешались, бросились кто куда, искать укрытия. Однако не зря запорожцы считались отличными пехотинцами: быстро опомнились , залегли в укрытиях, выставив вперед ружейный стволы. То здесь то там замелькали вспышки выстрелов, по камням, выбивая осколки, часто застучали пули. Внизу, там где ждала своего часа главная засада, кто-то тихо ойкнул и заругался по-италийски.
Командовал казацким авангардом приземистый усач в татарской лисьей шапке. Его-то Ольгерд, тяжко вздохнув, взял на мушку. Однако казацкий начальник словно почуял нависшую над ним смерть, -шустро скрылся за выступом скалы.
- Пушки готовят, - сказал Измаил.
- Вижу, - ответил Ольгерд. - Анри, отведи стрелков за холм, иначе картечью их посекут. Да пару человек пусть оставят, орудийную прислугу пощекотать.
Казаки, оценив меткость противника, поступили хитро. Зарядили орудия под защитой скалы, потом споро выкатили по очереди на линию огня и три раза сыпанули по вершине холма картечью.
Ольгерд хотел справиться о потерях, но было уже не до того. Сотни полторы казаков ринулись в воду, преодолели неглубокий здесь Буг -кому по грудь, кому по пояс и, выставив вперед кто сабли кто пики, сомкнутым строем начали преодолевать подъем. Их прикрывали, не давая поднять головы ольгердовым стрелкам, попрятавшиеся в камнях мушкетеры. Ольгерд разрядил в толпу карабин и, вытягивая из ножен саблю пригибаясь, короткими рывками от укрытия к укрытию, рванул вниз к террасе, где ждали своего часа притаившиеся в засаде копейщики. Боясь задеть своих, мушкетеры прекратили огонь. Атакующие казаки, подбадривая себя криками достигли террасы как вдруг, преграждая им дорогу, впереди, над самым крутым участком склона вырос копейный лес. Составлявшие костяк отряда венецианцы и генуэзцы, ведомые своими лейтенантами, правильно оценили ситуацию, не стали ждать, пока казаки не опомнятся от неожиданности, наставили копья и плотно сомкнутым строем ринулись вперед. Удар по выдохшимся на подъеме казакам был страшен - едва не четверть из них сразу же погибли под копьями и, сбивая с ног вторую линию нападавших, покатились вниз по склону. Из-за спин копейщиков вынырнули валахи, греки и болгары, вооруженные саблями и палашами. Особого мастерства бывшие лесные разбойники и уличные грабители проявить не могли, но этого от них и не требовалось - уцелевшие запорожцы ошалев от неожиданного отпора, один за другим пускались в бегство. Ольгерд в первых рядах врезался в отступающую толпу. Рубил направо и налево, подбадривая криками своих бойцов. Однако увлечься в контратаке не дал. Убедившись, что первый казацкий штурм провален, крикнул так чтобы услышали все:
- Назад, под камни! Перестреляют как куропаток!
- Команда оказалось более чем своевременной - не успели его бойцы залечь , попрятавшись в своих укрытиях, как последний из бегущих казаков спустился со склона к реке и по холму грянул оглушительный залп. На сей раз казаки стреляли из всего, что было у них под рукой, от тяжелых осадных пищалей до ручных пистолей. Стрелки-браконьеры вернулись на позиции и вступили в ружейную дуэль. С верхушки холма позиции противника просматривались как на ладони и десяток, которым командовал старый валах, смог нанести противнику ощутимый ущерб. Однако казаки вскоре опомнились и снова пустили в ход пушки. Согнав с позиций стрелков они сделали несколько выстрелов по террасе. Ольгерд дал команду копейщикам скрытно переместиться саженей на двадцать левее и вернулся на свой наблюдательный пункт
- Что теперь? - спросил Измаил.
- Теперь они поняли, что нас совсем мало. Скоро сообразят, что у них нет иного выхода, кроме как штурмовать холм всеми силами, пока к нам не пришла подмога. Постреляют еще немного наобум и пойдут вперед. Тогда и начнется потеха.
Измаил, соглашаясь, кивнул:
- Стало быть, наше место в общем строю. Что же, у Сарабуна сегодня будет много работы...
- Не думаю, - мрачно ответил Ольгерд. - Казаки воюют жестоко, пленных редко берут. Так что работа будет скорее не у лекарей, а у мародеров, собак да могильщиков.
- Все там будем, - пожал плечами египтянин, проверяя баланс своего палаша. - Как по мне, умирать дряхлым беззубым стариком, мочась под себя в постель и страдая слабоумием, намного страшнее.
Из ущелья донесся многоголосый рев - казаки снова пошли в атаку. На сей раз в воду вошло не меньше четырех сотен человек. Пушки успели ударить картечью поверх голов. Стрелки, воротившиеся на кромку холма этого не ожидали и судя по всему, попали под залп. Но думать об этом было уже некогда да и незачем, казаки на сей раз выставив вперед пикинеров, взбирались на террасу, где рассчитывали встретить сопротивление. \
Уловка Ольгерда оказалась удачной, перемещенный в сторону отряд выскочил с неожиданной для противника позиции и ударил казакам в незащищенный фланг. Удерживая строй и отбиваясь копьями италийцы смогли удержать позицию и теперь, поддерживаемые сверху редким огнем уцелевших стрелков, прикрываясь от флангового обхода мечниками, шаг за шагом оттеснялись с террасы к вершине. Ольгерд, возглавил оборону на правом фланге. Теперь все его командирские обязанности по большому счету свелись к тому, чтобы показывать нестойкому хашару пример и не дать себя убить раньше времени: завидев упавшего капитана бывшие преступники непременно обратились бы в бегство.
Подаренная Обуховичем сабля в этот день напилась крови на год вперед. В Ольгерда словно бес вселился, он наносил удары один за другим, не глядя на мелькающие перед ним лица, перемещаясь то вправо то влево, чтобы поддерживать сражавшихся рядом. Крутой подъем до самой смещающейся к верху линии обороны был густо усеян недвижными телами, ольгердовы бойцы бились храбро и умело, но численное преимущество врагов не могло не сказаться на ходе боя. И без того неширокая линия защитников становилась все короче.
Выйдя на миг из схватки Ольгерд огляделся по сторонам. По левую руку от него отчаянно рубились плечом к плечу два генуэзца, еще несколько дней назад потешавшиеся над сарабуновыми пиявками. Рядом отбивался сразу от двух казаков вооруженный морским палашом мальтиец Анри, спину ему прикрывали валашский разбойник и грек, за которым после боя с Фатимой закрепилось прозвище Голиаф. Сама же девушка, сверкая глазами, выставляла вперед явно отобранную у казаков длинную пику с четырехгранным стальным навершием ...
Повинуясь голосу своего командира казаки, давая работу стрелкам, откатились назад к реке. Но завидев, что против них осталось не больше десятка человек, наставив ружья медленно двинулись вперед, чтобы расстрелять уцелевших в упор.
Прятаться не было ни малейшего смысла. Ольгерд всматривался в приближающиеся лица с ужасом ожидая увидеть кого-то из знакомых по Киеву либо Черниговскому полку. Анри воткнул меч в щель между скалами , опустился на колени и сложив перед собой руки, молился. У него за спиной ругались на чем свет стоит генуэзцы. Измаил присел на ближайший камень и шевеля губами, что-то рисовал палочкой на земле.
До казаков оставалось саженей тридцать. Их командир несколько раз тряхнул лисьей шапкой и поднял руку, чтобы остановить движение расстрельной команды. Ольгерд вытер клинок о полу рубахи, вдел его в ножны и завел руку за спину где, за поясом, по старой привычке, был заткнут последний заряженный пистоль. Однако прицелиться и выстрелить не успел. Как , впрочем, не успел дать команду «Пли!» и его противник. Сверху, с кромки холма, до него донесся нарастающий рокот многих тысяч копыт.
Казаки, сделав несколько беспорядочных неприцельных выстрелов, пустились в бегство, однако до реки добежать смогли лишь немногие: стрелы , выпущенные сверху степняками, неслись вниз плотным дождем, так что многие убегавшие падали лицом вниз, со спиной, утыканной оперенными древками будто длинными иглами у диковинного зверя дикобраза. Засевшие за рекой казаки пробовали отстреливаться, но без особого успеха, пока стрелок перезаряжался, татарский наездник успевал выпустить в него едва не десяток стрел.
Не менее полутысячи ногайцев, медленно, опасаясь за лошадей, начали осторожный спуск по крутому склону. Сражение , точнее сказать избиение уцелевших, завершилось прямо в русле реки. Покончив с атаковавшими казаками, конники , сомкнув строем ринулись в ущелье.
Ольгерд оглядел поле боя. Египтянин все так же сидел на камне, думая о своем. Из-за его спины выглядывала Фатима. Прочие же наемники, уцелевшие после атаки: грек Голиаф, валашский браконьер, генуэзцы, мальтиец Анри, лежали, убитые шальными суматошными пулями.
Сверху, спотыкаясь и выбивая ногами грозди мелких камней, к ним бежал Сарабун. Ольгерд махнул ему рукой, стой, мол, сам сейчас подойду, начал грузно подниматься к вершине. Каждый шаг давался ему с трудом, и дело здесь было совсем не в усталости.
На плато его ждал Темир-бей. Ногаец, принимавший участие в бою, сменил арабского жеребца, который нес его в походе на ширококостную кобылу местной породы, Ольгерд вдруг припомнил, что в бою кочевники с незапамятных времен жеребцам предпочитают более послушных и выносливых кобыл.
- Как ты, литвин? - подъехав поближе спросил бей.
- Я потерял весь свой отряд, - ответил Ольгерд.
- В первую очередь ты выполнил задачу. Московиты не дождались помощи и уходят от крепости. Уцелевшие казаки заперты с двух сторон и сдаются в плен.
- Ян-Казимир будет рад.
Глаза ногайца сверкнули.
- Когда узнал?
- Сегодня. Когда крылатых гусар увидел.
- Что я могу сказать? Мы сделали то, зачем пришли. Ты получишь щедрую награду. Теперь же отправляйся в лагерь и отдыхай. Завтра днем мы торжественно въедем в крепость.
- Отдыхать? Кто же предаст земле моих солдат?
- За это не беспокойся, - усмехнулся Темир.- Я уже дал приказ, чтобы всем, и мертвым и пленным отдали должное по их вере и заслугам.
В сопровождении своих компаньонов Ольгерд побрел через холмы к долине, где московиты под присмотром ногайской тысячи, готовой при любой угрозе ринуться в атаку, сворачивали лагерь и медленной длинной змеей вытягивались вдоль дороги, ведущей в обход крепости на Восток. Усталость и отчаянье застилали глаза. Кто и как ставил шатер, снимал с него шлем, сапоги, нагрудник и окровавленную одежду, он не видел.
Вперед