Литературный конкурс "Под знаком W". Конкурсные работы. Покойник должен остаться один

Итак, мы продолжаем публикацию работы присланных на конкурс "Под знаком W". Регламент конкурса, напомню, читаем ТУТ.

Я решил публиковать все конкурсные работы отдельной "новостью" на главной странице сайта. Мы уважаем наших авторов.

Каждая работа провисит на главной странице сутки, после чего будет оттуда убрана.

Идем дальше.

 

Покойник должен остаться один

За ними кто-то следил. Масао понял это, когда постоялый двор скрылся из виду. Он был торговцем, вместе с женой они путешествовали, чтобы совершить паломничество в храме Богини, озаряющей Небеса. И до цели им оставалось всего четыре дня пути.

Раннее утро любит плести тени: трусливые, дикие, переплетающиеся, а потом сразу же разрывать их. Масао бы и не обращал на них внимание, если бы одна из теней, такая же чёрная, ломанная и косматая, как все остальные, не выделялась своей неизменностью. Она появлялась то с одной стороны Тракта, то с другой, растворяясь в соснах, но тут же возвращаясь. Его жена - Касуми, успокаивала, говорила, что это плод воображения и не более. Но он видел, видел, как в сером снегу среди тёмных деревьев кто-то или что-то следовало по пятам. Зыбкое, как утренняя дымка, воспоминание зашевелилось в глубине памяти, пытаясь пробиться наверх, но мысли о странном попутчике сплошным льдом стали у него на пути.

Чтобы занять время и отвлечься хоть немного от преследователя, Масао начал собирать лоскуты вчерашнего дня. Выпитое саке изодрало их края, мешая сложить единое полотно: он помнил только как отправил наверх, в их каморку, чуть ли не силой Касуми, как сам остался внизу, как выпивал с каким-то крестьянином да как слушал какие-то нелепые байки. За такими неспешными размышлениями наступил полдень. На Тракте им так никто и не встретился, только одинокая странница прошествовала мимо.

Солнце скрылось за пеленой облаков, заморосил дождь. От снега начал подниматься туман. Он скапливался в корнях деревьев, выплёскваясь на дорогу, и вскоре молочный покров скрыл колени путешественников. Масао испугался: он внезапно вспомнил про преследователя, мотал головой, но  туман смешал и лес, и дорогу, и теперь казалось, что за ними следят отовсюду. Масао продолжать вертеться, пытаясь хоть что-то разглядеть, но вокруг была только плотная, как простыня, белёсая хмарь. Туман нарастал, стремясь поглотить небо, и Масао почувствовал, что идёт по дну озера с мутной от ила водой. Стало тихо, будто звуки тоже исчезали вместе с окружающим миром.  Он остановился, Касуми, не заметив, легонько ударилась в его спину.

Он вспомнил пьяную трясущуюся руку с пиалой, что мельтешила перед носом, бурую крестьянскую кожу и спрятанное за морщинами лицо. Старик не на шутку разгорячился, о чём-то рассказывая: морщины снова и снова волнами сходились и расходились. Масао силился вспомнить о чём же они говорили, ему удалось, наконец, вырвать по слогам одно слово:
- Цу-... джи-... ги-... ри…
В память тут же хлынули все слухи про безумного убийцу, что доводилось слышать за последние дни в дороге.
Что-то в далеко треснуло: то ли снег, то ли сучок под ногой. Масао не выдержал, схватил Касуми за руку, тонкую, невесомую и обжигающую в холодном тумане - единственную живую вещь в потустороннем мире, и побежал. Бежал до тех пор, пока не понял, что Касуми уже нет рядом - её кисть выскользнула, а он в спешке и не заметил.
За спиной раздались шаги, он хотел окликнуть жену, но крик застрял в горле. Это была не она: Касуми всегда ступала мягко, чтобы не потревожить мужа лишний раз, но при этом едва различимо, чтобы и не напугать внезапным появлением. К нему же не таясь направлялся убийца, загнавший жертву в тупик. Сквозь туман проступил силуэт, что-то длинное и узкое поднялась над ним. “Меч”, - подумал Масао. Но силуэт вдруг остановился, как будто прислушивался. Раздался тонкий свист, убийца покачнулся и отскочил. Сбоку вылетела ещё одна тень. Масао зажмурился, но его никто не пытался разрубить - тени схлестнулись между собой и в поединке направились к лесу. После нескольких звонких металлических ударов раздался глухой, как палкой по мешку с овощами, а за ним короткий крик.
Тишина.
Сквозь белое полотно пробился звук шагов - кто-то шёл прямо на него. Масао насторожился, но это был не убийца, а внезапный спаситель - шагал уже не уверенный хищник, а человек, которому уже больше никуда не надо спешить и который просто прогуливается. Вслед за шорохами появился косматый силуэт. Масао сначала обрадовался спасителю, но потом узнал в нём преследователя из леса. Преследователь был похож на свою утреннюю тень: серо-зелёная выцветшая одежда, потрёпанная и заплатах, сам он зарос и непозволительно долго для воина не брился и не следил за причёской, даже брови были всклокоченны, да и ножны были тусклые с проплешинами отбитого лака.
Масао вдруг вспомнил, что за пазухой лежит кинжал, и спешно выставил его в направлении ронина.
- Ножны.
В грудь противнику смотрела не сталь, а светлое дерево. Но рука Масао застыла, он заметил, как мягко и быстро рука воина легла на рукоять меча.
Туман спадал и уже можно было различить тёмно-зелёные лапы сосен. Лицо ронина показалось странно знакомым, и тут один из лоскутов встал на своё место в полотне памяти. Заросший и опустившийся бродяга, сидевший в углу на постоялом дворе, привлекал всеобщее внимание, но вёл себя тихо и никому не мешал. Только глядел на всех тяжёлым взглядом исподлобья. Особенно досталось Касуми: он жадно на неё пялился, при этом на самого Масао внимания будто не обращал. Поэтому-то он и отправил её наверх от греха подальше, а сам остался следить за подозрительным ронином. Правда, не рассчитал количество выпивки и вскоре забыл о слежке.
- Что тебе надо? - выдавил Масао, не убирая кинжал, пусть даже и в ножнах.
- Уже ничего.
Ронин поманил его кивком в направлении обочины. Бродяга шёл впереди, но несмотря на так и не убранный кинжал, был спокоен и не оборачивался. И вдруг остановился. Масао осторожно обошёл его: белый снег запятнали беспорядочные следы шагов, которые обрывались у самой кромки леса алой росписью. И больше ничего, словно тело растворилось в пролитой крови. А затем Масао заметил в нескольких шагах маленький голубой холмик - кимоно Касуми. Он бросился к ней: жена лежала ничком с распростёртыми вперёд руками, будто пыталась уползти от красного пятна, но при этом непонятно как сама там оказалась - снег вокруг был чист. Шарф, которым она от холода скрывала голову и лицо, развязался и валялся неполёку синей змеёй; свободные от него смоляные волосы рассыпались по плечам и спине. Масао перевернул её, сама Касуми была без сознания, но жива: на ней не было и пятнышка крови, ни своей, ни чужой.
Ронин бесновался вокруг пятна крови, молотил снег мечом в ножнах, но Масао этого не видел - всё его внимание поглотила жена, её дыхание стало глубже, веки робко задёргались. Он прижал её к груди, бережно убрал со лба прилипшие прядки, завёл их за ухо.
- С тобой всё в порядке?
Она открыла беспроветно чёрные, как ночь, глаза.
- Да.
 
***
 
Ронина звали Нозому. Он неспешно брёл вслед за Масао и его женой. Цуджигири не мог выжить после такого удара, не мог! Ни человек, ни монстр, ни  даже сами будды не выдержали бы такого. И тем не менее, он исчез без следа. Но с другой стороны успокаивало то, что женщина цела, и за остаток дня не было и намёка на повторное появление убийцы. Но без мёртвого тела, с которого он сдерёт кожу, гнилые сомнения засели в груди и иногда с ехидцей напоминали о себе. Потому он решил и дальше следовать за парочкой до ближайшей заставы, а там будет видно.
Масао не противился обществу ронина, он молча принял невысказанное предложение сопровождать и охранять себя. Нозому подозревал, что тому было всё равно - он был слишком поглощён женой и её чудесным спасением.
Столкновение с цуджигири, слабость Касуми задержали их в дороге, и они не успевали дотемна дойти до следующего постоялого двора на Тракте. За год, что Нозому потратил на Охоту, он хорошо изучил эти края и предложил заночевать в разрушенном храме, в стороне от основного пути.
К храму вела просёлочная дорога, почти тропа, начало её было неприметным: узкая прореха в сплошной стене деревьев. Острые ветки кустарников цеплялись за одежду, кочки и корни лезли под ноги, стараясь повалить путников. Через сотню шагов лес немного расступился и Нозому вывел их к тории - храмовым воротам. Тории были высотой в три человеческих роста, старые, поросшие до серидины столбов бурым мхом, на красной, как и сами ворота, перекладине скопилась шапка снега. Через ещё шагов пятьдесят стояли новые тории, но уже не одни, а несколько десятков, стояли вплотную друг к другу, образуя аллею, подходящую к самому храму. Какие-то ворота покосились, какие-то и вовсе упали и через них приходилось переступать. Перед входом в пагоду, буро-серую и ветхую, стояли остовы двух мраморных фигур. В левой, хоть она и потеряла голову, ещё можно было различить гордую львиную осанку, завитки гривы и мощные когтистые лапы, правая же валялась на боку, разбитая на несколько частей, припорошенных снегом.
Храм давно пустовал - всё внутреннее убранство было вынесено или украдено, остались только опорные столбы, и, по-видимому, храм частенько использовали для случайного ночлега: в центре выломали доски и устроили небольшой очаг. Путники наскоро его разожгли, поужинали рисовыми пирожками и легли спать.
Нозому долго не мог заснуть, ему мешало всё: запах дыма от сырых дров, посвистывание ветра в щелях, мирное сопение Масао с женой. Устав ворочаться ронин вышел наружу. Он поёжился - воздух пронзали холодные порывы. Но несмотря на них, в воздухе ощущалось и тепло, намеки на весну. Он вдохнул полной грудью и поперхнулся воздухом. Луны не было, а света звёзд не хватало, чтобы разогнать тени, что сковали лес. И вот одна из них стекла с деревьев и направилась к нему, в руках у неё зашипел клинок. Он, понял Нозому. Тень неслышно побежала к храму, едва касаясь ступнями снега, даже не приминая его. Времени искать внутри меч не было, Нозому скинул куртку, хаори, взял в левую руку и бросился на убийцу. Он дождался удара, отступил, пропуская его, и сбил меч взмахом куртки на обратном движении. Убийца замешкался, Нозому воспользовался моментом и бросился на него, повалив оземь. Убийца почему-то больше не сопротивлялся. Женщина, вдруг понял ронин. Он пригляделся: на ней была одежда Касуми. Нозому дрожащей рукой убрал спрятавшие лицо волосы и теперь уже он застыл от недоумения. Меньше всего ожидал он увидеть лицо давно погибшего человека. Айко… Только год прошёл? А будто ему всю жизнь не давала покоя её гибель, сжирала изнутри. В ответ на воспоминание незалеченный шрам на груди вспыхнул болью.
 Женщина оттолкнула его и вырвалась. Когда Нозому пришёл в себя, она уже скрылась в аллее из торий. Нозому, выкрикивая её имя, побежал следом. Аллея удлинялась, алых ворот становилось всё больше и больше, а Айко превращалась в чёрную точку, сливаясь с бесконечностью. Нозому задыхался, грудь сдавила тяжесть, он споткнулся о поваленную перекладину, покатился кубарем и провалился в пустоту.
Он вскочил, держась за сердце, вокруг была не аллея из ворот, а в пагода, по правую руку - тлеющий очаг, где, очевидно, и заснул. Уже не было ни убийцы, ни теней, двор заливала светом луна, полная, налитая серебром.
- Господину не спится?
Касуми сидела в двух шагах, сложив руки и поджав ноги, и мило улыбалась. Нозому не стал отвечать. Она, едва отрываясь от пола, подобралась к ронину. Тот повертел головой, осматривая храм.
- Мужа здесь нет, он вышел, - сказала она и прижалась к нему. Прошелестел пояс, и женщина обняла Нозому за шею.
- Его здесь нет, - повторила она на ухо, - зачем он? Никто и не узнает.
Когда Нозому овладел собой и пришёл в себя, его охватил гнев, и он оттолкнул Касуми. Женщина упала, стукнувшись головой о доски пола, а вместе с ней в узел свернулась реальность - Нозому окончательно проснулся.
Он лежал у очага, всё было как в минувшем сне, только никакой луны не заглядывало внутрь. Он кряхтя поднялся, вышел за порог, взял пригоршню снега и размазал по лицу. Снег обжигал. Ну хоть это не сон.
Нозому вернулся, взял с пола в левую руку меч, невольно ожидая ещё какой-нибудь бесовщины. Посморел на Масао с женой, мирно спящих. На её правильный овал лица, белеющий в темноте, на тёмные чувственные губы. И действительно: что мешало убить её мужа и овладеть Касуми? Подумаешь, торговец в паломничестве, без него они уже пересекли бы реку Четырёх перекрёстков. Они уже живут дольше положенного. Никто и не узнает. Он потянулся к рукояти меча. Вдруг лёгкое дуновение прикоснулось к щеке, провело от уха к губам, а на плечо будто кто-то ласково положил руку. Ронин потянулся к ней, сжал пальцы, но в них ничего не оказалось. Он стиснул веки, чтобы прогнать непрошенные слезы. Снова подул ветер, бережно сдувая влагу с глаз.
Нозому положил меч и лёг спать.
 
***
 
Они неспеша проснулись, также неспеша позавтракали остатками рисовых пирожков и ближе к полудню отправились в путь. Погода стояла прекрасная, совсем непохожая на вчерашнюю: чистое голубое небо проглядывало между сосновых лап в снежных шапках. До захода солнца они успели дойти до постоялого двора. Это был целый комплекс построек, последнее место отдыха перед заставой, что разделяет провинции друг от друга. Вокруг него стояла аккуратная бамбуковая изгородь, над воротами забора нависал козырёк с горкой снега. На козырьке ожерельем повисли сосульки, они таяли под ярким солнцем, и с них то и дело срывались звонкие капли.
Свежий ветер и ясный день выветрили тревоги из души Нозому, и он решил расстаться с четой. Странные сновидения его тоже не беспкоили - просто вчерашний день выдался слишком длинным. Масао, уже перед самыми воротами, в благодарность за спасение вручил ронину три золотых, они поклонились друг другу и вошли за ограду постоялого двора вместе, но уже порознь.
Первое, что Нозому сделал - зашёл в деревянное двухэтажное строение - баню. С наслаждением сбросил заскорузлую одежду и сел отмокать. Над прямоугольной ванной десять на двадцать шагов, где сидели и мужчины, и женщины, поднимался пар, так что даже лиц разобрать было нельзя. Но всегда найдётся недовольный: кто-то из посетителей, больше в шутку, крикнул банщику, чтобы подбавил пару, мол, солнце что ли воду грело. Все засмеялись. От наслаждения ронин опёрся головой о дерево стенки и закрыл глаза. Кто-то зашёл в ванну слева от него, ронин бегло посмотрел в ту сторону и понял, что это Касуми. В знак приветствия она кивнула и улыбнулась, точь-в-точь как во сне в пагоде. Нозому передёрнуло. Ему не хотелось купаться с ней рядом после того кошмара, но ничего поделать с этим он не мог и опять погрузился в себя.
Но тут же почувствовал неладное и снова открыл глаза: жена торговца уже сидела вплотную. Прежде, чем он успел остраниться, она прижалась к нему. Предупреждая вопрос, сказала, что в таком пару всё равно никто ничего не заметит. Нозому оторвал от неё взгляд: вокруг действительно стоял такой густой туман, что дальше вытянутой руки ничего нельзя было разглядеть. Прям как тогда, подумал ронин, и от этого воспоминания ванна стала ледяной. Касуми тут же навалилась всем телом и увлекла его с головой под воду. Нозому стал задыхаться, с силой отпихнул её и вынурнул.
Его никто не топил, Касуми так же сидела на расстоянии вытянутой руки и продолжала мило улыбаться.
- Вы заснули, как только закрыли глаза и уронили голову в воду.
Увидев замешательство Нозому, она прыснула и прикрыла рот ладонью. Отвечать он не стал. Ронин окунулся с макушкой и вышел из ванны, затем подозвал банщицу. Та принесла шайку, мочалку с мылом и принялась оттирать грязь с его спины. Девушка была в розовом кимоно с закатанными рукавами, собранными белым шнурком и заткнутыми за пояс полами.
- Не желает ли господин немного отдохнуть после купания? - спросила она, когда заканчивала мыть посетителя.
Банщица робко, как полагалось по законам приличия, склонила голову, хотя ни для кого не было секретом, что работницы подобных заведений подрабатывают проституцией после работы. Девушка - молоденькая крепко сбитая крестьянская дочь, подняла озорной взгляд, не соответствующий стыдливым интонациям в голосе. Нозому подумал, что её сильные руки могут не только славно натирать тело, но также и быть нежными и ласковыми. Но предложение всё-таки не принял.
- Господин уверен? - она провела мочалкой по длинному шраму на груди.
Ответа не последовало.
По окончании мытья Нозому переоделся в чистое платье и пошёл к цирюльнику; долго смотрел на выбритое лицо, не узнавая себя, будто кто-то украл у него подбородок.
 Когда вечер сгустил краски, и мир стал иссиня-фиолетовым, ронин поднялся в свою комнату. Небольшая, в четыре с половиной татами, но больше ему не было и нужно. Тускло горела свеча на полу и играла тенями на бумажных перегородках.
Старую одежду, уже почищенную и проглаженную, положили в углу комнаты. Он постоял над ровным квадратным холмиком ткани размышляя и всё-таки решил переодеться в неё. Нозому стал готовиться. Первым делом ронин  достал из своей котомки набор для письма: листы бумаги, кисть и тушеницу прямоугольной формы с выемкой для чернил. Капнул несколько капель воды на тушеницу и принялся долго равномерными движениями скребком натирать чернильный камень. Довольный результатом: количеством туши, её густотой, взял кисть, занёс над листом и на несколько мгновений застыл. Улыбнулся яркой мысли и записал:
 
Силуэты среди теней.
Отблеск стали,
В тишине завершается жизнь.
 
Нозому давно уже не занимался каллиграфией, но кисть парила удивительно легко и свободно, в чём он увидел хороший знак. Он перечитал стихотворение, довольно хмыкнул и отложил лист в сторону. Теперь настала пора главного: Нозому обнажил меч, благоговейно положил перед собой. Взял новый лист бумаги, сложил пополам и обвернул им клинок на расстоянии двух ладоней от острия.
Свеча горела ровно, мягкий оранжевый свет дарил умиротворение. Пламя расширилось во всю комнату, и Нозому растворился в его теплоте, в этом мгновении. Растворились также все страсти, страхи и желания. Пламя дёрнулось, и ронин моментально схватил меч за обёрнутую часть, занёс над животом...
Но не успел он освободитьсяни, как хлопнула дверная перегородка, огонёк снова стал маленьким и в комнату ворвалась Касуми.
- Господин Нозому! Господин Нозому!
Растрёпанная, заплаканная, жалкая, она не была даже достойна гнева. Женщина хотела кинуться ему в ноги, но споткнулась о взгляд ронина и упала на колени в шаге от него.
- Убийца… Масао… Туман, - только и могла выдавить из себя, захлёбываясь рыданиями.
Нозому ринулся к окну, открыл ставень и ничего не смог разглядеть - повсюду была молочная каша тумана.
- Где?
- Он увидел его… на севере, за оградой, среди деревьев… погнался за ним, - Касуми оторвала умоляющий взгляд от пола.
Но Нозому уже не видел её, как не слышал последовавших слов: “Спасите” - он мчался по гостинице, во двор, перемахнул через изгородь и оказался на опушке соснового бора.
“где-Где-ГДЕ-ГДЕ!!!”
Ночью да ещё и в тумане можно было едва различить деревья, не то что двух беглецов. Что-то треснуло, Нозому обернулся на звук и различил трепыхание белёсой дымки. Кто-то убегал дальше, в глубину чащи. Нозому не могли остановить ни коряги, ни подлые корни, ни кочки, он летел не замечая их, потому что третьей возможности отомстить уже не будет. Надо только выдержать, дождаться ошибки цуджигири. И дождался: он споткнулся и покатился кубарем. Взмах. Убийца тщетно попытался защиться рукой от стали, кисть отлетела в сторону вместе с последним криком.
Туман стал рассеиваться, выглянули звёзды и луна. В этот раз Нозому не собирался уходить, пока не удостоверится, что тело на месте. А оно лежало неподвижно в луже крови, отрубленная рука валялась рядом. Удар разрубил лицо, шею и грудную клетку, прямо до живота и в том, что на этот раз он достиг цели, сомневаться не приходилось.
Ронин захохотал так, будто выпустил всех своих демонов наружу. А эхо вторило, словно те демоны смеялись вместе с ним. Он прыгал вокруг тела, взмахами меча состригая иголки с лап сосен, пока не исчез последний лоскут тумана и не открыл лицо убийцы. Нозому оступился, упал. Перед ним лежал Масао. Смертельный ужас не смогла перечеркнуть даже страшная багровая рана на голове.
Нозому зарыдал, а дьявольский хохот ронина продолжал звучать в лесу.
Он не помнил как перелез через ограду и вернулся на постоялый двор, не помнил как удалось избежать лишних встреч и не привлечь внимания к обнажённому клинку, к мокрому от снега платью и багровым пятнам.
Касуми лежала на полу в его комнате, забывшись тревожным сном. Она встрепенулась, как только тихо щёлкнула дверная перегородка.
- Я… не… - начал Нозому, но женщина всё поняла без слов.
Он рухнул на колени, меч бесполезно звякнул о циновку. Касуми не устраивала истерик, не обвиняла в смерти мужа, только зарылась в его ноги и глухо стенала, а ронин мог только сидеть неподвижно, не мешая горю.
Она повернула голову, и между воротом кимоно и чёрными волосами выглянул белоснежный треугольник лебединой шеи. Нозому не понимал что делает, он осторожно прикоснулся к коже, и, к удивлению, вдова не стала сбрасывать его руку. Он убрал волосы с шеи, немного ослабил ворот, слегка приоткрыв изгибы плеч. Затем, и дальше не встречая сопротивления, он приподнял её голову за подбородок. Нозому в первый раз увидел её глаза не во сне, а на яву, но даже не удивился, когда они оказались точно такими же, как он и представлял - двумя агатовыми осколками.
По-змеиному прошелестел пояс.
 
***
 
Нозому спал и знал это, но если обычно он хоть как-то мог повлиять на ход сновидения, то сейчас был простым зрителем. Он стоял ночью посреди пустой бани, луна придавала влажному полу стальной блеск. Он прошел мимо ванны, где вечером купался, рядом почему-то стояли неубранные ведро и шайка, на том месте, где его оттирала банщица. Банщица… А он даже не спросил её имени. Сильные руки, загорелая кожа. Правда, он не мог точно вспомнить лицо, оно было расплывчатым с неровными туманными краями, только светлое пятно на месте головы. Нозому страстно пожелал увидеть его, исправить оплошность памяти и вышел во двор.
Во дворе царила лёгкая дымка, и под лунным светом она мягко светилась. Туман приятно холодил кожу и пружинил под ногами, делая шаги невесомыми и беззвучными. В пелене Нозому разглядел сияющую дорожку. Ведёт к банщице, с непонятно откуда взявшейся уверенностью подумал он. Сияние направляло его по двору, к чёрному входу в прямоугольную пристройку главного здания постоялого двора и дальше по ступенькам с длинной стороны на галерею второго этажа. Нозому вошёл во вторую от лестницы дверь, и, действительно, он оказался в комнатах прислуги. След обрывался у одного из матрасов, на котором спала та банщица.
Сияние вдруг исчезло, туман стал густым и недружелюбным и заполнил всю комнату, затем расступился на два шага вокруг него и девушки, по прежнему скрывая остальной мир. Она больше не спала, а стояла напротив, скалясь и спрятав руки за спину. Нозому схватился за меч, готовый отразить удар. Банщица медленно развела руки в стороны, в каждой оказалось по голове: в правой оказалась голова Масао, в левой - Касуми. В ярости Нозому выдернул меч из ножен, рассекая воздух - банщица успела отскочить и скрыться в тумане. Она то исчезала, то появлялась, хохоча дурным нечеловеческим голосом, и сколько бы ронин не наносил ударов ни один даже не оцарапал её. Наконец, в отчаянном прыжке, ему удалось подловить её и сбить на пол, головы выпали и ухмыляясь покатились по сторонам. Он навис над банщицей и собрался пригвоздить мечом её осклабившееся лицо, но уже во время удара произошло что-то странное. Лицо банщицы изменилось, мгновенно из широкого и загорелого превратилось в утончённое и бледное. Лицо Айко. В последний миг он смог изменить направление удара, и меч только рассёк банщице мочку уха.
Комната преобразилась: не было никакого тумана, в воздухе летали перья, валялись на полу разрубленные бумажные перегородки, а по углам забились ревущие от страха женщины. Банщица не ухмылялась, по бледности, из-за испуга, её кожа могла посоперничать с кожей Айко, а там, куда укатились головы, лежали валики-подушки. Нозому прикоснулся большим пальцем к лезвию: укол боли, потекла кровь.
Внизу начинался какой-то переполох и похоже, как ни странно, не Нозому был его причиной - какая-то женщина верещала, заливаясь слезами. Ронин выдернул меч из пола и вышел на галерею, прячась в тени. Это была Касуми, она валялась в снегу и показывала пальцем куда-то в сторону леса. Даже издали он заметил, что её одежды в тёмных пятнах - пятнах крови мужа. Он посмотрел на себя: и хаори, и хакама были в бурой коросте. Из леса, куда указывала Касуми, вышли двое и несли какой-то свёрток длиной с человеческое тело.
Банщицы больше не могли сдерживаться, они завопили в сто глоток, и выбежали из комнаты, едва не свалив ронина через перила. На улице все сразу же обернулись на пристройку прислуги, несколько вооруженных людей с факелами побежали к ней. Потянуло дымом - кто-то в панике опрокинул свечку и загорелись циновки. Времени на раздумья не было, Нозому тычками ножен и рукояти меча смог несколько освободить путь и вырваться из толчеи. Добежав до края галереи, он перемахнул через ограду в сугроб.
- Это он! Он! - верещала Касуми.
Внизу его уже ждали два крестьянина с вилами. Их белые в ночи руки дрожали, но не выпускали оружия, уступать дорогу работники также не собирались, не смотря на весь свой страх. Их пришлось зарубить. Преследователи остались позади, пугливые зеваки при виде блеска стали тут же прятались по норам. Мимо пролетала постройка за постройкой, он уже видел ограду постоялого двора, а за ним тёмную чащу. Ласковый ветер из леса манил, обещал защиту и укрытие.
Будь прокляты все боги и будды, пронеслось в голове. Он не понимал, как Касуми могла оказаться настоящей убийцей. Да и она ли это вообще? На ум пришли детские истории про кошек и лис, что могли съесть человека и принять его личину. И зачем? Но вопрос “зачем?” его волновал меньше всего, главное - она так или иначе отравила ему жизнь год назад.
Нозому прекратил бежать и повернулся. Толпа преследователей от неожиданности остановилась. Собрались, наверное, все здешние мужчины, около трёх десятков. Он видел, как за их спинами стояла Касуми, которой пожар за спиной надел на голову багряную корону.
Ближайшие крестьяне побросали оружие и разбежались в стороны от одного крика ронина и свиста меча. Следующие несколько были посмелее, но одна-другая отрубленная рука и их обратила в бегство. Но остальные держались, и дело было не в храбрости. Они поняли, что пощады не будет и сами щадить также не собирались. Нозому отклонил одни вилы ударом ножен в левой руке, перерубил вторые и ворвался в толпу. Суматоха - единственный шанс прорваться, посчитал Нозому. Он рубил наотмашь, но места для замаха не было, меч оставлял глубокие, но не смертельные порезы. Но вилами и граблями орудовать было ещё неудобнее. Поняв это, крестьяне отступали на шаг-другой, сталкивались с товарищами, спотыкались. Нозому крутился волчком, отгоняя от себя врагов и увеличивая суматоху. Но от всех не отобьёшься, за ним тянулся след от крови и отнюдь не только чужой. Кто-то вонзил ему в спину копье, затем второе, третье, они навалились и подняли ронина над землёй.
Когда тело перестало дёргаться и меч выпал из руки, крестьяне опустили его. Порезы, нож в рёбрах, разбитая в кровь голова и множество колотых ран - он должен был упасть замертво существенно раньше.
- Демон, - прошептал кто-то в толпе.
- Да какой же это демон? - ухмыльнулся другой, пнул Нозому ногой и поднял меч. - Сейчас я отрублю голову и вы увидите, что их не существует!
И застыл. Потому что мёртвое тело поднималось с земли. Нозому встал сначала на колени, затем в полный рост. Крестьяне от ужаса побросали всё и не могли даже кричать. Но ронина они больше не волновали. Шатаясь, рыча, как зверь он шёл вперёд, к единственной причине, по которой ещё не отправился в мир иной. Вместе с кровью ушла жизнь и чувства, но жажда мести осталась.
А Касуми ухмылялась, ухмылялась всё шире с каждым его шагом. И он понял почему - подойдя к ней на расстояние вытянутой руки, он не мог продвинуться дальше, словно упёрся в невидимую стену. Он выбросил руку вперёд, пытаясь дотянуться до тонкой шеи, созданной для того, чтобы её сдавить до посинения, до хруста, но она была на волосок дальше. Касуми издеваясь даже не шелохнулась. Нозому издал нечеловеческий рёв. Его победили. Силы, дарованные богами или демонами закончились, и он упал на колени, а затем завалился набок. Нозому умер в последний раз.

 

 

Обсудить на форуме.